Жанна дАрк из рода Валуа - Марина Алиева

– Я хочу увидеть Турнель, – ответила Жанна.

– Для этого не обязательно идти к воротам. На набережной Сипьерр, с Водопойной башни всё прекрасно видно и не так опасно.

– Это далеко, – отрезала Жанна, проследив за его рукой, указывающей направление. – Я должна отправить своё послание Саффолку немедленно и попытаться убедить его уйти добровольно.

Бастард тяжело вздохнул. За все шесть месяцев осады он не чувствовал себя таким уставшим, как теперь, в эти последние сутки.

– Саффолк не уйдёт, – сказал он, как можно мягче. – Зато любой его лучник получит возможность выстрелить в тебя, особенно, при этом, не целясь.

Один из пажей Жанны, при этих словах испуганно заморгал и тронул её за локоть. Но девушка отрицательно покачала головой.

– Я должна.

Она смотрела в лицо Бастарду совершенно спокойно в противовес его раздражению. Как будто собственная убеждённость ставила её выше всякой суеты относительно осторожности, и, уж конечно, выше такой ерунды, как чьё-то мнение! Подбородок командующего закаменел под её взглядом. С минуту оба упрямо стояли друг перед другом, не похожие ничем, кроме этого упрямства, которое, тем не менее, превращало их почти в зеркальное отражение.

– Господь привёл меня сюда, он же отведёт и любую стрелу, – громко сказала Жанна.

– Ну, да.., конечно…

Бастард оглянулся на толпу, которая, едва он появился, держалась на почтительном удалении, и, понизив голос так, чтобы слышать его могла только Жанна, прошипел:

– Тогда пойдём, проверим.

Он первым зашагал по улице, не оглядываясь. Но про себя отметил, что паж Жанны его последние слова услышал и покраснел – причём, явно, не от гнева, а так, как краснеют, когда за кого-то стыдно.

Захотелось выругаться. Однако, непотребные слова, ни с того, ни с сего, застряли в горле. Бастард даже оглянулся на мальчишку. Господи, до того сопливый, что не разобрать, мальчик или девочка. На девочку-то, пожалуй, больше похож… А задел! Этим своим стыдом за него очень задел… Как будто он знает, что Бастарду и самому за себя безумно стыдно. И большая часть этого вызова, бравады, упрямства и раздражения вызвана одним только незнанием, как себя вести, потому что сидит в голове, неотвязно, письмо от Алансона, и эта строчка из него: «Вот тебе и семья, Жан…». И Жан знает – там, на башне, даже если какая-нибудь шальная стрела и долетит до них, он ни секунды не помедлит – закроет собой эту девицу – чего даже проверять не потребуется, потому что, потому что…

Мысли снова смешались, и Бастард глубоко втянул носом воздух.

Семья… До сих пор семьёй для него был этот город.

Ни дом Валентины Миланской, которая его откровенно не любила; ни двор; ни Шарль, который, хоть и любил его, как возможного собрата по несчастью, но, по той же причине, и сторонился… Нет! Здесь, в Орлеане, на него, по крайней мере, надеялись и, хоть как-то, в него верили… А теперь верят только в неё – спасительницу, посланную Богом и … сестру… Сестру?..

Гм, пожалуй… В Божье вмешательство всё-таки никак толком не верилось, а вот во вмешательство герцогини Анжуйской.., скорее, да. И, хотя эта безоглядная надежда горожан на Деву, в глубине души, обижала, он готов с ней смириться. И жизнью своей готов пожертвовать, лишь бы она спасла город… Его семью…

Она – Дева-Надежда и единственный на свете родной ему человек.

Кто знает, а вдруг Господь его тоже любит, раз послал её?..

Этот короткий миг умиротворения Бастарда внезапно успокоил. И, пока снова не навалилась раздражающая усталость, он подождал, когда Жанна с ним поравняется, махнул рукой правее того места, к которому они направлялись, и примиряюще сообщил:

– Кстати, там – башня Нотр-Дам. Можем потом сходить, посмотреть. Это с неё пушкарь залепил Солсбери в глаз…

* * *

Туман над Луарой скрыл основание Турели, так что, казалось, крепость парит над водой, охраняемая ощеренной пастью взорванного мостового пролёта. Несколько птиц пролетели над ней с протяжным, стонущим криком и, нырнув в туман, растворились серыми призраками, жаждущими добычи.

Жанна смотрела на искалеченные каменными ядрами башни со стены над воротами. Рядом с ней здесь стояли только Бастард, Клод, Жан д'Олон и лучник, готовый выстрелить по первому же знаку. Над наконечником его стрелы, накрепко примотанное тонкой веревкой, топорщилось письмо для Саффолка.

– Глупо, Жанна, очень глупо, – пробормотал Бастард, хмуро поглядывая на бойницы Турели, где, совсем недавно, метались туда-сюда огни факелов.

Судя по всему, появление на башне Жанны, в её белых доспехах, заметили, и, скорей всего, послали за Гласдейлом – командующим гарнизоном крепости.

– Стрелять он, возможно, и не станет, но над письмом только посмеётся.

Вместо ответа Жанна сделала знак лучнику, и стрела с посланием, тихо взвыв, полетела в сторону Турели.

– Вот новости! Читайте!

– Знать бы хоть, что там написано, – безнадёжно обронил Бастард.

– Я требую, чтобы они отпустили моего герольда и уходили, как можно скорее, иначе все они погибнут.

Бастард закатил глаза и, как будто ища поддержки, провёл взглядом по лицам присутствующих. Но Жан д'Олон, бесконечно гордый своим положением, на взгляд, полный сомнения в правоте его госпожи, не ответил. Лучник сосредоточенно смотрел, как его собрат с английской стороны выдергивает стрелу с посланием из толстой доски, специально подвешенной для этого под центральной бойницей. И только всё тот же паж.., как там его зовут? – только он, поймав взгляд Бастарда, тихо сказал:

– У них, у всех, второй жизни нет. Зачем же губить ту единственную, которая дана?

В этот момент с английской стороны донеслись малопонятные крики. В темном провале бойницы снова заметались факелы, и чей-то властный голос, словно ныряя в тающем тумане, прокричал в сторону города:

– Убирайся к своим коровам арманьякская потаскуха! Твоим письмецом мы подотрём задницу у коня милорда Саффолка! Герольда твоего сварим в котле, как лягушку, а тебя сожжём и зажарим, как ведьму и шлюху!

За ругательствами, шлейфом, потянулся грубый солдатский гогот.

Жанна вздрогнула.

– Не слушай их, – прошептала Клод, незаметно сжимая ладонь Жанны в своей. – Они боятся, разве ты не слышишь? В Домреми так смеялся дурачок Тибо, когда его пугали пещерой дракона…

– А я предупреждал, что писать им бесполезно, – подал голос Бастард. – Если вы действительно хотели их напугать, написали бы, что перебьёте всех английских пленных, и даже лордов. Такого они, по крайней мере, не ждут – уверены, что ради выкупа жизнь им сохранят… А гневом Божьим тут никого не испугать…

– Жанна, давай уйдём! – взмолился с другой стороны д'Олон. – Ты не должна слушать эти оскорбления!

– НЕТ!

Жанна всем телом навалилась на каменный парапет башни.

Туман уже почти развеялся, освободив из плена невидимости опоры взорванного моста и тёмные воды Луары. Оскаленные лица гогочущих английских солдат казались такими далёкими, но Жанне они все вдруг померещились совсем рядом, безжизненные, безразличные, злобно, как некие дьявольские слуги, кромсающие тела французов, которых она теперь вынуждена будет повести в бой!

– Гласдейл! – закричала девушка, что было силы. – Сожги меня, если сможешь схватить, но знай – сегодня ты приговорил к смерти и себя, и своих людей! Вы не захотели слушать меня, и теперь вам больше некому помочь!

– Жанна, уйдем, – потянул её за руку д'Олон.

– Если убьёте моего герольда, я велю убить всех пленных, вместе с лордами, и эта жертва ещё больше отяготит ваши гибнущие души!

– Уйдём, Жанна…

– Не трогай меня!

Девушка вырвала руку и резко обернулась. Её лицо было красным от напряжения и мокрым от слёз.

– Вы думаете, это моя блажь – писать, уговаривать?!. И совсем не понимаете, что теперь всем нам придётся идти в бой, и французская кровь снова прольётся, потому что сражений, даже победных, без жертв не бывает!

Она обвела взглядом все лица и, остановившись на лице Клод, горько заплакала.

Утешать её не решился никто. Но вечером, словно на самом деле испугавшись, англичане переправили в город герольда Жанны, хотя и предупредили, что следующего выпотрошат, как свинью.

На другой день Бастард выехал в Блуа. По официальной версии, чтобы поторопить подкрепление, но на деле ему просто не терпелось покинуть город. С Жанной они, всё-таки, открыто разругались. Она требовала решительных действий, настаивала на захвате Турели, как только подкрепление прибудет, и убеждённо говорила о том, что после падения этой крепости осаду можно считать оконченной! Но на её доводы Бастард, то разъяряясь, то бессильно опуская руки, говорил только одно: «Сил мало!». Ему казалось, что за долгие месяцы осады командующий приобрёл достаточный опыт и как следует узнал противника, чтобы разбираться, что к чему, поэтому вправе возражать и высказывать мнение более близкое к реальности, чем иллюзорное желание. Но Жанна ничего не хотела слушать, злилась, упрямо стояла на своём и даже заявила, что Бастард ей только мешает! Не прямо, конечно, но намёк был достаточно ясным, чтобы стать поводом для его отъезда.